Ведь я шел с работы домой. По пути заскочил к знакомому завхозу в детскую музыкальную школу. А там работники культуры квасят и блудят не по-детски. Опытные педагоги знают толк в выпивке, потому как работа у них нервная и бестолковая. Ну и схлестнулся я с этими концертмейстерами и вокалистами в неравном поединке на приз зловредного Бахуса. Потом я увидел эту ученицу и предложил съебаться на квартиру одного моего знакомого. Там мы ели виноград, пили «зубровку» и проявляли чудеса полового героизма, то на кухне, то в сортире, то вообще хуй знает где. Она сказала, что ей шестнадцать. Больше она ничего не говорила. Присосавшись к крайней плоти и умело манипулируя языком, она опустошила меня за три минуты. Дальше последовала нещадная ебля с присвистом и лунное затмение.

Сколько времени прошло? Ясно только одно. Через десять минут настанет новый год и я ничего не могу сделать. Нет, я все же налью полстаканчика «зубровки» и выпью, закусив шпротинкой. Иначе мир рухнет в ебеня и это не есть хорошо. Похоже меня понимал только президент, скорбящий по ушедшему году в телевизоре. Он стоически не замечал колючие снежинки, что летят ему в глаза и рот. Я видел, как покраснели его уши от поганого мороза. Но он первое лицо. А первое лицо не последняя морда, которая утирает сопли рукавом и плюется в подземных переходах.

Я поднял пластиковый стаканчик, в котором плескалась терпкая жидкость цвета вечерней мочи, и мысленно поздравил главу государства с праздником. Вот тут то все и началось. Президент шустро вытащил откуда то из под себя такой же стаканчик и призывно протянул его в мою сторону. Нет, стакан не вышел за пределы экрана, но это хуйня. Президент, вдруг сказал.

- С наcтупающим, Bespyatkin...
- С новым годом – ответил я, не удивляясь и искренне.

Мы выпили. Я закусил копченым анчоусом и вздохнул более свободно и смрадно. Президент тоже что-то жевал. Увидев, что я освободился от свинского полусна, и полупьяни, он опять поднял стакан.

- Еще по «сотке» и откроется второе дыхание, - произнес он.
- Да я знаю, и все же, спасибо, - ответил я, наполняя свою тару.

Мы снова выпили. Настал тот миг, когда можно пить что угодно и сколько угодно. Это волшебный алкогольный бонус, над загадкой которого бились Аристотель и Гиппократ. Но они так ни хуя и не решили этот метафизический ребус. «Lingua Latina non penis caninа», почему то вспомнилось мне. Причем тут латинский язык?

- Теперь ты другой человек, - раздался голос президента.

Я очнулся и всплыл в комнате, где глава государства мерз в телевизоре и сплевывал куда-то под кремлевскую елку. Его «торкнуло», но не согрело. Он внимательно посмотрел мне в глаза всепроникающим взглядом и спросил.

- Я посижу у тебя? Холодно здесь, блядь…
- Какой базар, тут стул есть и вот шпроты, - пробило меня на гостеприимство.
- Да у меня жрачки полно и литр «гжелки», - весело произнес он и протянул объемистый пакет.

На этот раз его руки проникли в комнату с продуктами и свежим морозным воздухом. Потом и само первое лицо бодро перемахнуло через корпус телевизора, и потирая руки обозначилось в центре зала. На экране осталась только часть кремлевской башни и елка.
Потом там появилась конкретная харя и напряженно уставилась на меня.

- Степа, все пучком, как в прошлом году, держите сканер в зоне доступа и скажите моей жене, что я скоро буду, - спокойно произнес президент.
- Слушаюсь! – ответила харя и исчезла с экрана. Где-то вдалеке раздался нервный голос: «Съебались от сюда на хуй, пидорасы!!!».

Потом стало тихо. Президент сел на стул и принялся выкладывать на тумбочку голландский сыр, устрицы в вине, узбекский лаваш, какие то загадочные коробочки и две бутылки «гжелки». Одна из них была начата.

Я встал с кровати и прикрыл трупообразную малолетку полосатым пледом, поеденным молью. Потом сходил в сортир и вернулся в комнату легким морским бризом. Глава государства уже закончил незамысловатую сервировку тумбочки и разливал «гжелку». Сладкое бульканье наполняло комнату конституционной свободой. Мне было немного неудобно за жилище моего знакомого и я прохрипел.

- Тут не убрано, я щас веник принесу…
- А не надо никаких веников, у нас времени мало, давай жахнем по скорому, - оборвал меня президент.

И мы снова выпили. Устрицы были совершенны, а лаваш просто сказка. Похрустев продуктами, мы выдержали необходимую паузу и снова налили.

- А вот мне интересно, если бы экран был 37 см по диагонали, то как? – спросил я.
- А никак, диагональ не имеет значения, все зависит от настроек канала, - ответил президент.
- В смысле Россия, ОРТ…
- Не, канал телепортирующего сканера.
- А что это за хуйня?
- Это высокие технологии, я сам толком не понимаю что и как. Просто нам необходимо раз в году сканировать население в непринужденной обстановке для антропологической статистики. Ну, типа наблюдать и делать выводы.
- И как, есть результаты?
- Потрясающие, результаты, все как на ладони. Празднование Нового года россиянами в большинстве случаев закономерно и предсказуемо, но мы выделяем только то, что отклоняется от нормы. Секты всякие, олигархи, ДПС и ППС…
- И что это дает?
- Да в общем то, ни хуя не дает, но интересно.
- Тогда выпьем.
- Выпьем.

Хуяк, хуяк. Пошел огонь по венам и артериям, сметая остатки метаболизированного ацетона. Президент крякнул и указал пальцем на оргазмирующую во сне малолетку.

- Это не хорошо, - жуя произнес он.
- Я знаю, но что делать? – обреченно оправдался я.

Главный дядя страны понимающе закивал и ничего не ответил. В его глазах плескалась тоска живого человека, разбавленная полураспавшейся водкой. Я понимал его без слов. Он живет в мире жестокого протокола и политического режима. Ему нет места в эфире человеческой слабости и сиюминутной тупости. Он не может нажраться перед Новым годом в детской музыкальной школе и снять сопливую малолетку, которая угандонит любого эротомана, по всем законам половой распущенности. Все это я прочел в его глазах и чуть не прослезился. Меня тронула его обывательская беззащитность и слабость сильного эго. Президенты не уходят. Они умирают. Не физически, не духовно, а космически. Вселенский вакуум заполняет его настоящее и будущее. А это ль ни есть смерть а полном абсолюте?

- Да, вот такая хуйня, - тихо сказал президент и я понял, что думал вслух.
- Выпьем, - крикнул я, - выпьем за президентские институты и потерянную свободу.

И мы допили уставшую «гжелку».

В телевизоре опять возникла прежняя харя, видимо закусывая. Она тревожно оглядывалась по сторонам. Президент встал.

- Ну, мне пора, дома ждут, надо еще обращение к народу закончить, - сказал он грустно.
- А разве оно не в записи?
- Нет, это прямой эфир, мы только временной вектор смещаем, для сканирования и раз в году мне удается пообщаться с народом по настоящему, как вот сейчас. Прошлый раз с ребятами из геологоразведочной партии коньячку выпили. Теперь до следующего сканирования год ждать. Эх, блядь, сейчас опять капельницу в лимузине, и в семью. Все честь по чести, но…

Тут президент махнул рукой и встал. Я встал тоже. Мы пожали друг другу руки, и глава государства неуверенно полез обратно в телевизор. В этот момент я очень медленно моргнул. Когда я сфокусировал взгляд на экран, то увидел президента, произносившего традиционные слова «С праздником, дорогие россияне!». В его лице не было и намека на опьянение. Он был подтянут и торжественен. Потом загремели куранты. Я вновь налил заебавшую печень «зубровку», выпил и закусил вкусной хуйней из заграничной коробочки. Все-таки я дождался Нового года. Спасибо президенту и высоким технологиям.

Заворочалась незнакомая малолетка под дырявым пледом. Мелькнули розовые ягодицы, и я, повинуясь непреодолимым законам исторического материализма, полез на нее сонную и теплую...

© Bespyatkin